Читайте нас без VPN – https://irnovosti.wordpress.com
«Народ спивается и в тюрьмах сидит»
Лет восемь назад у нас было стадо оленей — голов четыреста, мы с семьей кочевали, жили в чуме. Потом зимой дождь пошел — никогда раньше такого не было. Из-за гололеда померли олени. У кого-то вообще не осталось, у нас —голов 50, я их передал брату, — уже делить-то нечего. С таким количеством нереально выжить. Раньше мы в совхоз сдавали оленей на мясо, плюс еще рыбу добывали — получали хорошие деньги.
Когда олени померли, я переехал в поселок — жилье было, получил после армии, я срочку служил в Чечне (Александр участвовал во Второй чеченской войне — «Черта»). Мы с женой устроились в столовую. Зарплаты маленькие, но я еще сети ставил, рыбу продавал. Квоты для коренного населения небольшие —приходилось, в основном, ловить незаконно, а что делать? Несколько лет назад на это еще закрывали глаза. Бывало, конечно, штраф давали, чтобы люди слишком не наглели.
Я сам попался года четыре назад. Остановили по наводке: местные друг друга сдают, кому светит уголовное дело [за браконьерство], тому говорят: «Мы тебе поможем, ты скажи, кто у вас рыбачит?». Со мной 8 мешков рыбы было —выписали 18 тысяч штрафа и один мешок забрали. А сейчас очень жестко стало. На людях висят огромные штрафы, не знают, как выплачивать — у кого-то миллион, у кого-то два. Рейды у рыбинспекторов каждый день практически: устрашают народ, чтобы рыбачить уже не было желания.
Я последнее время рыбу продавал в Салехард, Надым через знакомых. Снегоход взял в кредит, чтобы на рыбалку ездить, но он себя не оправдал. В этом году рыбы-то вообще нет. И в озере, и на Оби. Целыми днями рыбачим — два-три штучки поймаем. Невыносимо уже. Может, потравили, или мы ее сами всю выловили. В том году была рыба, а в этом люди в панике, не знают, что делать. Я слышал, что есть такие семьи, где уже до голода дошло. Так-то государство выделяет какую-то помощь: три тысячи или пять. Но надолго-то не хватит. Дочка десятилетняя ездила со мной весной на рыбалку, когда лед оттаял, увидела, что рыбы нет, говорит: «Папа, ну как будем жить?»
У оленеводов тоже беда. Панты подешевели. В прошлом году люди продавали по 2 тысячи за килограмм, в этом — по 500 рублей. Некуда сдавать, никто не покупает, из-за этого и цены такие. Люди не знают, как дальше жить.
Ненецкое население не берут на работу, не знаю, почему так. В школах-интернатах у нас приезжие работают. Наши люди оканчивают институты, а им везде отказывают, они начинают шляться, пьянствовать. В основном, народ спивается или в тюрьмах сидит.
На жизнь вообще не хватает, столько долгов набрали — не выкрутиться. Кредит на кредите и сверху кредит. У меня миллион с чем-то накопился постепенно. Зарплаты очень маленькие, а цены такие, что на 30 тысяч невозможно выжить. У меня зарплата 23 тысячи, а коммунальные за двухкомнатную квартиру —9 тысяч в месяц. Пытаюсь экономить, но ничего не получается, только пенсионеры и могут выжить за счет льгот.
До февраля у нас на продукты цены нормальные были, а из-за войны подскочили: хлеб стоил 41 рубль, а сейчас сам лично покупал по 100 рублей. Банка сгущенки стоила 100-120 рублей, сейчас 250.
«Или голодная смерть, или вот так»
В оконцовке мне пришлось пойти на такой рискованный шаг и подписать контракт — выхода-то больше нету. Или голодная смерть, или вот так. Сейчас просто стало невыносимо, люди идут на войну. Многие так делают, не я один.
По контракту обещают 270 тысяч в месяц. Я хотел сначала пойти в «Вагнер», но потом узнал, что через военкомат в 40 лет берут еще — а я раньше думал, уже поздно. Очень тяжело далось это решение, но выбора-то не было. Долги будут расти и расти, работая за 20-30 тысяч просто нереально выйти из этой ситуации. А так хоть какая-то надежда вырваться. Но если не повезет, конечно, можно умереть.
Я не один решение принял — с семьей. Жена согласилась — знает, что выбор невелик. Дочка у меня занимается боксом, стрельбой, метанием ножей — я ее с детства тренировал. Она сказала: «Папа, надо тебе ехать, вдруг больше войны не будет». Хотя в какой-то момент засомневалась, но она понимает, что нам нужны деньги.
24-го февраля мы сначала не поняли ничего. Информацию о войне я узнаю через Youtube — смотрю и тех, и этих. А сам я, в основном, за справедливость. Сначала я был на стороне Украины, а потом осмыслил, сколько лет они бомбили и убивали людей.
Война всегда давала людям шанс выжить. Вот у меня дед был НКВДшником, прошел войну. Он говорил: «Если бы не было бы Гитлера, мы бы начали друг друга есть». Может быть, где-то место освободится из-за войны, станет легче жить. К нам приезжают таджики, узбеки, украинцы, занимают рабочие места. Если украинцев мало останется, может быть, они не будут приезжать, будут жить там у себя, все станет на свои места.
Я знаю, что некоторые идут на войну, чтобы сорвать ненависть на украинцев: «Почему мы так плохо живем? Это вы виноваты!». Они считают, что чем больше убьют белых, тем больше шансов выжить нашему коренному населению. Бывает, на войну едут дети очень богатых людей, у которых несколько тысяч голов оленей. Они считают себя выше людей. Едут не ради денег, а чтобы чувствовать власть. Говорят: «Я богат и герой, не боюсь ничего». Недавно у меня брат двоюродный на войне без ноги остался. Он-то поехал не ради денег, а так, чтобы на Ямале быть крутым. Я вижу, как из русских на войну идут, в основном, очень верующие люди. У меня были знакомые парни, они говорили: «Вот, украинцы позорят нашего Христа, хотят провести гей-парады, оскверняют нашего Иисуса, их надо наказать». Я сам так не думаю, но они верят. Я думаю, бог рассудит нас. А бывает, едут от безвыходности, как я.
Нас в плен не возьмут. В Чечне не брали ненцев, якутов — северных людей, потому что такие, как я, забирают очень много жизней за собой. Молюсь, лишь бы не остаться калекой — я тогда буду обузой для своей семьи, своего рода. Лучше помереть.
В основном у нас на Ямале все хотят, чтобы русские победили в этой войне. Поддерживают Путина. Каким бы он ни был, он все равно должен выиграть. Я сам еду, чтобы денег заработать. Если бы не кредиты, не стал бы контракт подписывать.
У нас были случаи, когда рыбинспекторы избивали, запугивали коренных, но это делали не русские, а узбеки, дагестанцы, украинцы. Из-за этого ненависть к ним. У меня есть в поселке знакомые украинцы: одни плохие, другие хорошие. Знаю одного предпринимателя, у меня к нему хорошее отношение, я у него что-то покупаю. А поваром когда работал, у меня была начальница украинка — такой бандеровский взгляд, всех оскорбляет, ко всем скотское отношение, считает себя пупом земли. Может быть, из-за таких и начали войну.
«Убивать людей не грех»
У нас, ненцев, религия позволяет убивать. Из-за этого много берут на войну северных людей. Мы язычники, живем на охоте, оленей режем, кровь часто видим, бывает, и пьем. У ненцев нет такой семьи, где кого-то не убили бы по пьяни или в уличной драке — от ножей, в основном, все погибают. К убийству человека у нас относятся легко.
У нас в религии есть правила: никогда не трогай слабых, дай хлеба, если просят, не оставляй человека на дороге без помощи. Оставить на дороге человека —грех, а в убийстве нет греха, как на охоте. Я, когда был на Кавказе, знал, что бог меня оберегает. Вера через это проверяется: надо знать, что бог тебя не бросит. Главное, не убивать безоружных, не бояться — и найдешь путь.
Мы поклоняемся идолам, у нас есть кровавые жертвоприношения, конечно, не людей — оленей. Но [сейчас делаем их] от силы раз в год, а надо каждый месяц. Старые люди говорят, мы обряды не соблюдаем, из-за этого у нас плохая жизнь стала: стали нищими, олени начали вымирать, рыбы нету, дети рождаются больными. Обрусели мы, из-за этого очень плохо живем. У нас и шаманов-то теперь нет — один остался на Ямале.
Мы воспринимаем, как обычное дело, что рано или поздно все помрем. Не боимся смерти. Если ты помер, то твоя душа должна уйти в загробный мир. Наш главный бог — Нум, по-русски — бог синего неба, самый главный перед всеми богами, только он может управлять человеком, знает, когда взять жизнь, когда дать жизнь. Все под богом ходим. Не надо бояться ничего.
Когда я думал про контракт, ездил к шаману на Ямал с дарами, деньгами, как у нас положено. А перед отъездом с ним разговаривал по телефону, спросил: «У тебя не было сна, может быть, мне не надо идти? Вернусь ли я живым? Не стану ли калекой?». Он сказал: «У тебя все будет нормально, бог тебя оберегает». Шаманы делают такие вещи с потусторонним миром, которые очень сложно объяснить человеку, вот почему мы верим им.
Так-то мне не страшно. К своей смерти легко отношусь. Не только я —практически все, кто туда едет, подарили жизнь богу. Наша жизнь в его руках.
* — имя и некоторые детали истории изменены для сохранения анонимности героя