Дорогие друзья,
Многие из вас уже видели и видят обсуждение в социальных сетях, связанное с тяжелыми обвинениями в адрес Марка Здора. За последние дни я, как член Комитета, получил много вопросов о происходящем и о том, какое отношение это имеет к нашей общей работе.
Мне нелегко писать этот текст, потому что он касается боли конкретных людей, моей личной ответственности и возможного будущего нашей работы. Но я понимаю, что должен объяснить свою роль в том, что произошло и почему я принимал те решения, которые принимал. Я постараюсь максимально подробно изложить то, как развивались события.
Прежде всего я хочу обратиться к двум девушкам, чьи личные переживания оказались в центре публичного внимания. Мне искренне жаль, что вам пришлось возвращаться к этим событиям и что последние дни могли оказаться для вас особенно тяжелыми. Я с уважением отношусь к тому, что вы публично рассказали о пережитом, и понимаю, насколько сложно решиться на такой шаг.
Я также хочу сказать, что категорически против любых форм насилия и нарушения личных границ. И мне особенно тяжело от того, что эта тема затронула женщин из числа коренных народов России, которые и так живут сейчас под огромным давлением. Женщины коренных народов всегда находились в зоне риска, сталкивались с насилием, возможно, чаще, чем кто-либо другой, — я это знаю по долгим годам своей работы и в России, и в ООН.
Именно поэтому происходящее так болезненно — и так важно говорить об этом открыто.
В 2022 году две девушки — одна из них представительница коренных малочисленных народов России — обратились ко мне с просьбой помочь выехать в США из одной из соседних с Россией стран, где они оказались после начала войны, так как считали, что им небезопасно находиться в этой стране. Я сразу же обратился в Dartmouth College, с которым сотрудничал, рассказал о ситуации с этими девушками и попросил оказать помощь. Коллеги из университета приложили все усилия, чтобы помочь им, за что я хотел бы выразить им признательность.
Осенью 2022 года, уже когда переезд девушек в США стал реальным, они в общем чате, созданном для переписки с коллегами, занимавшимся их вопросом, рассказали о событиях в Тбилиси. Я тогда не был знаком с Марком и не занимался его переездом. Как потом я узнал, им занимался другой университет и американские коллеги, которые занимались переездом Марка, приняли решение о прекращении процесса его переезда в США. Приписанная мне в посте Виктории Маладаевой фраза о том, что «в Америке Марк может повторить насилие уже в отношении какой-то американки» не правдива, я такой фразы не говорил ни в какой форме.
После того, как девушки приехали в США, мы подружились, много общались — встречались на конференциях, обсуждали разные бытовые и рабочие вопросы. Я был у них в гостях, когда приезжал по делам в Dartmouth College. Произошедшее с ними в Тбилиси ими не поднимался.
Девушки подняли вопрос по Марку со мной после того, как узнали, что он был принят членом ICIPR. В тот момент я сказал им, что разговаривал с Марком, и он дает другую трактовку событий и что грузинская полиция отказала в возбуждении уголовного дела, так как не увидела состава преступления. Тогда я предложил, что вопросы справедливости и правосудия должны решаться в формальных структурах, поскольку участники событий по-разному описывали произошедшее, а Марк сообщил мне, что полиция Грузии не нашла оснований для возбуждения дела.
На тот момент мне казалось, что, поскольку история была мне известна только в виде рассказов девушек и Марка, я не имел права без соответствующей санкции распространять ее дальше, чтобы не нанести ущерб жертвам. Я считал, что такие темы относятся к очень личной сфере и что человек сам решает, готов ли он выносить это в публичное пространство или в официальные структуры. Тогда мне казалось, что, если человек сам не готов об этом говорить публично, я не имею права действовать за него. Сейчас я понимаю, что в ситуациях, связанных с насилием, этого подхода недостаточно.
Позже мы много взаимодействовали с девушками (вплоть до публикации “Сота проджект”), переписывались по рабочим и личным вопросам, обсуждали совместные планы, и вопрос о Марке в этот период не поднимался.
В 2024 году Марк создал рабочую группу по делам молодежи коренных народов, куда была приглашена одна из девушек (и она знала, что Марк является координатором этой группы), и их общение происходило в рабочем формате, они обсуждали совместные проекты, обсуждали молодежные планы. На тот момент я полагал, что возвращаться к ситуации девушки не хотят. Сейчас я понимаю, что сделал неправильные выводы. У меня не было достаточного опыта в таких ситуациях, и я не понимал, как правильно реагировать, когда речь идет о травме подобного рода.
В апреле 2025 года во время конференции на острове Оркас, когда я должен был открывать эту встречу, ко мне обратилась Елена Костюченко, которая сказала, что одна из девушек воспринимает крайне болезненно, что Марк принимает участие во встрече и попросила снять Марка из выступления. Мы немедленно сняли Марка с программы конференции — мне тогда казалось, что это то, что я могу сделать сразу, чтобы не травмировать девушку ещё больше.
В посте Виктории Маладаевой мне приписывается оказание давления на девушек, которым якобы «пришлось извиняться» из-за происшедшего. Это не соответствует действительности. В перерыве первого дня ко мне подошла одна из девушек и сказала, что «сама не думала, что так получится, что у подруги появится страх. Это увидела Елена Костюченко и, узнав в чем дело, подошла к вам с такой просьбой». Я ответил ей, что подруге можно было бы сделать проще и обратиться ко мне до начала встречи, чтобы мы бы сняли Марка. В разговоре со мной эта девушка спросила, не обижаюсь ли я на это. На что я ответил отрицательно. Утверждение, что я как-то пытался давить на девушек из-за этого, неверно, мое дружеское расположение к ним после этого не поменялось. Так, летом 2025 года я пригласил девушек присоединиться к делегации коренных народов в Нью-Мексико, они восприняли это с энтузиазмом, и мы дружелюбно обсуждали вопросы их участия.
Осенью этого года комитетом была организована конференция в Берлине. Марк участвовал в ней как один из спикеров, девушки в этом мероприятии не участвовали. Во время подготовки к конференции в участники попросился сотрудник издания «Сота проджект». Мы долго обсуждали вопрос допуска этой организации, так как знали о нечистоплотной репутации этого издания, однако все же большинством голосов его одобрили. В этом мероприятии я участвовал онлайн, а очно присутствовали в основном те члены Комитета, которые проживают в Европе.
Вечером в первый день конференции появилась статья «Соты проджект» о Марке. Естественно, информация, рассказанная в статье, озадачила всех членов Комитета, однако Марк оспорил ее содержание.
Комитет решил собраться вместе на следующей после конференции неделе, чтобы обсудить обвинения против Марка и выработать ответ на вопросы, которые стали поступать членам Комитета. 3 декабря на рабочем заседании комитета выяснилось, что незадолго до конференции одна из девушек разговаривала с членом комитета Яной Таннагашевой и впервые рассказала ей о событиях в Тбилиси 2022 года. В тот момент Яна также восприняла этот разговор как приватный, а не как просьбу поднять вопрос публично или вынести его на обсуждение комитета.
В этот же день в сети был опубликован пост Виктории Маладаевой, в котором был приведён рассказ девушек и приложен протокол грузинской полиции. На заседании комитета были заданы жесткие вопросы Марку. Мы обсудили ситуацию, признали, что у нас есть серьезные пробелы в понимании того, как правильно реагировать на такие случаи, приняли Заявление комитета по этой ситуации. Мы также приняли решение отстранить Марка от участия в деятельности Комитета и вывести его из состава рабочих структур ICIPR, и решили разработать и принять отдельную Anti-Harassment Policy в организации. На следующий день ICIPR опубликовал это заявление.
Теперь — о моей ответственности.
Главное, что я хотел бы подчеркнуть, что я считал и считаю, что все сложные вопросы общественной жизни необходимо обсуждать открыто и никогда не пытался что-то скрывать, если это не касалось личной информации человека. В тот момент я считал, что у девушек есть право самим решать, как они хотят поступить – идти ли в официальные структуры, обсуждать с другими или сохранить приватность. Тем более, что они не просили меня, чтобы я опубличил произошедшее с ними или обсудил это с другими людьми.
Теперь я вижу, что этого было недостаточно. Мне нужно было искать профессиональные рекомендации, поднимать вопрос внутри Комитета и действовать, опираясь на современные стандарты безопасности и реагирования. Мы сделали это, но, к сожалению, с опозданием, и я принимаю за это личную ответственность. И я хотел бы принести членам комитета извинение за то, что не поставил их в известность об этой ситуации.
Отдельно хочу сказать о реакции в сети. В последние дни под давление попали люди, которые не были в курсе этой ситуации. Некоторые мои коллеги, включая женщин из числа коренных народов, сталкиваются с оскорблениями и обвинениями только из-за принадлежности к организации. Это причиняет им большую боль, и это несправедливо. Важно, чтобы обсуждение любых случаев, связанных с нарушением прав женщин, не приводило к новым формам давления на людей, которые сами уязвимы или не имеют отношения к произошедшему.
Я также готов дать открытое интервью любым ответственным СМИ, которые готовы разбираться в теме серьёзно, а не ради скандала, и ответить на вопросы, которые сейчас возникают в связи с различными публикациями и комментариями.
И последнее. Чтобы всё было максимально честно и открыто, я на ближайшей встрече ICIPR предложу привлечь независимых, широко известных специалистов — людей, которые профессионально занимаются вопросами сексуализированного насилия, поддержкой пострадавших, безопасной средой, а также юристов и экспертов, имеющих опыт работы со сложными конфликтными ситуациями. Это должны быть люди с безупречной репутацией, которые не связаны ни со мной, ни с Марком, ни с нашей организацией. Я считаю важным, чтобы именно такая внешняя и авторитетная группа внимательно изучила все доступные материалы, посмотрела на происходящее со стороны и дала свои рекомендации. После завершения этой независимой оценки я готов обсуждать вопрос о своём дальнейшем участии в ICIPR и буду настаивать на том, чтобы её выводы были максимально публичными.
Спасибо всем, кто сохраняет человечность в эти сложные дни.
Прим. iR: Текст приведён в авторской редакции