Нарастает волна репрессий против участников экопротеста, стоявших минувшим летом лагерем в районе кузбасского поселка Черемза, где угольный разрез «Кузнецкий Южный» хотел строить углепогрузочную станцию. Около 40 дел заведено на активистов, женщинам за участие в протестном лагере, угрожают изъятием детей. Об этом в интервью «Сибирь. МБХ медиа» рассказал экозащитник Вячеслав Кречетов.
Кречетов живет в городе Мыски, его дом всего в 600 метрах от лагеря экоактивистов. Он — не только экозащитник, участвовавший в голодовке, но и профессиональный видеооператор, документирующий протест. Именно он автор почти всех роликов в сети о том, как угольщики отравляют жизнь кузбассовцев, в том числе и шорцев — представителей коренного малочисленного народа.
— Ранее экопротесты случались и в других районах Кузбасса. Почему именно под Черемзой возник такой мощный и продолжительный протест?
— Давайте по порядку. Информация о том, что в Мысках хотят строить новый угольный разрез с инфраструктурой под Черемзой, еще в апреле 2019 года вывела на улицы самый многочисленный в истории Кузбасса экологический митинг. На нем подписи против строительства поставили около тысячи человек. Участников было больше, но бюджетники просто побоялись подписаться.
Район, где состоялся митинг, долгое время считался одним из самых чистых в Мысках. Здесь нет ни одного разреза, а в центральной части Мысков их штук пять. И прямо под боком, в полутора километрах от Мысков, углепогрузочная станция «Бородинская» разреза «Кийзасский». Мысковчане ездят туда, видят материалы в интернете, понимают, какой ужас эта углепогрузка. Поэтому люди с самого начала отнеслись негативно к идее строительства нового разреза, они не хотят расставаться с благоприятной окружающей средой.
Строительству разреза предшествует сбор материалов, предварительная оценка воздействия на окружающую среду. Закон предусматривает общественное обсуждение этих материалов. На слушаниях 80 процентов жителей высказались против появления «Кузнецкого Южного». Руководители этого предприятия регулярно нарушали регламент проведения слушаний. Люди об этом знали, уровень негатива рос.
В июне 2020 года под Черемзой появилась строительная техника. Жители перекрыли дорогу и вызвали транспортную полицию, которая развернула эту технику, сославшись на то, что дорога не рассчитана на тяжелый транспорт. Но в тот же день техника проехала по другому пути — вброд через реку Каландас, что так же противозаконно, к тому же создает угрозу обрушения четырех железнодорожных мостов. Транспорт прошел рядом с кладбищем — в трех — пяти метрах от могил. За ночь сотрудники разреза успели поставить под Черемзой строительный городок. Люди прямо на полях встали живым щитом и остановили технику. Зафиксировали, что бульдозер снимает плодородный слой почвы. Позже это подтвердил и сельхознадзор. Более того, КАМАЗы вывозили плодородный слой почвы в неизвестном направлении — фактически похищали. Защитники Черемзы написали коллективное заявление в полицию — результата ноль. Ни по одному факту нарушения закона, а их у разреза было очень много, ничего не расследовано. Все как в пустоту написано.
Тогда же, в июне, я делал материал, описывающий эти события, в котором говорил, что у данного предприятия отсутствует проект рекультивации, без которого невозможна никакая деятельность, никакое строительство. Впоследствии отсутствие такого проекта стало причиной, по которой губернатор Кузбасса отменил разрешение на строительство. А в июне под Черемзой появился палаточный пост, и еще один пост у мостов через реку Каландас. Посты просуществовали около двух месяцев.
— Ваш лагерь разгонял ОМОН? А то в сети была противоречивая информация.
— Штурм был. Защитники Черемзы не давали вести строительные работы, а ОМОНовцы растаскивали протестующих. В этот момент сотрудники разреза быстренько начинали прикручивать металлические листы, монтировать «забор позора» (так у нас называли забор между строителями разреза и участниками экопротеста), пользуясь тем, что народ пытался отбить схваченного ОМОНом, и уже не обращал внимание на происходящее за спиной. Сегодня без ОМОНа угольщики даже забор не могут поставить.
— Вас самого тоже задерживали. Расскажите, как это было.
— Мы записали видеоролик, в котором защитники Черемзы выражают презрение собственнику разреза «Кузнецкий Южный» Тимуру Франку и требуют отставки губернатора Кузбасса Сергея Цивилева. Ролик появился в сети в ночь с 18 на 19 августа. Задержан я был совершенно незаконно 24 августа. Я ехал в палаточный лагерь под Черемзой на автомобиле. Сотрудники полиции остановили нашу машину, потребовали у водителя документы. Тут подбегает подполковник Левашов: «О! Господин Кречетов! Просим выйти». Я не успел даже юристу позвонить, как меня выволокли из автомобиля и увезли в ОВД Новокузнецкого района. В отделении полиции я подал ходатайство, чтобы был приглашен мой юрист. Ходатайство рассматривал подполковник Беляев — руководитель этого отделения. Вместо того, чтобы вынести решение, он объявил о начале операции «Крепость» — это когда закрываются все входы, все сотрудники собираются в одном помещении, и, в общем-то, блокируется полностью отделение полиции. Протокол был составлен без защитника. Меня обвиняли в организации массового несанкционированного мероприятия — так они квалифицировали запись видеоролика. Задержали на 48 часов. Только семь часов спустя ко мне был допущен адвокат. Позже мне предъявили еще одно обвинение: «участие в массовом мероприятии». Это когда я вел съемку противостояния у строительства «забора позора».
На следующий день после задержания, Центральный районный суд оштрафовал меня на 20 тысяч рублей за съемку ролика с обращением. Я вину не признал. Подписал соответствующие документы, и хотел выйти из здания, но путь преградили полицейские, применили ко мне физическую силу. В результате я потерял сознание.
— Что они сделали?
— Я хотел идти к главному входу. На улице, как узнал позже, ждали люди, которые пришли меня поддержать. Полицейские повели меня к черному выходу, через который преступников водят, там очень узкий проход, по которому они пытались меня тащить. Сжали со всех сторон. В этот момент я потерял сознание. Очнулся на полу. Надо мной склонился подполковник Скворцов: «Что ты тут нам в Навального играешь?». Приехала скорая и увезла меня в больницу. После обследования врачи сделали порядка пяти предписаний, которые никак не совместимы с содержанием в клетке. Но, тем не менее, меня вернули в камеру.
— Полицейские сопровождали скорую?
— Да. И в самой скорой присутствовал подполковник Скворцов. Он ходил со мной по всем кабинетам. На следующий день состоялся еще один суд. Мне инкриминировалось невыполнение требований сотрудников полиции. По их версии, когда меня задерживали, я отказывался выйти из машины. Это не так, но, как мне объяснила юрист, если я не признаю вину, меня могут и дальше оставить под стражей. И я принял решение это обвинение признать. На следующие судебные заседания ездил уже из дома. По событиям у «забора позора» мне назначили еще один штраф — 10 тысяч, который мы будем опротестовывать. Первый штраф уже опротестован и отменен, дело направлено на пересмотр.
— Репрессии в отношении других участников экопротеста продолжаются?
— Волна репрессий нарастает. По приблизительным подсчетам, общее количество дел против нас, переданных в Новокузнецкий суд, приближается к сорока. Идет травля женщин, которые были в палаточном лагере. Еще в период существование лагеря я был свидетелем, как полицейский говорил женщине: «Мы у вас ребенка отберем». Сейчас их вызывают на допросы в ПДН, пытаясь представить дело так, будто, приходя в лагерь, они бросали своих детей и, следовательно, они плохие матери, которых надо лишить родительских прав. И меня вызывают в ПДН. Обвиняют в том, что якобы вовлекал в несанкционированные массовые мероприятия несовершеннолетних.
— Оптимистические заголовки новостей — «под Черемзой одержана победа» — соответствуют действительности?
— В декабре углепогрузочная станция под Черемзой должна была начать работать, сегодня ее там нет. Выиграна битва, но война, которую объявили угольщики, продолжается. Если строительство все-таки начнется, я думаю, пост вернется на место. Показательно, что против разрезов вышли даже работники угольной отрасли. Потому что дальше уже некуда. В Кузбассе угольная отрасль отравила все вокруг. Этим летом Зеленый патруль — компания, публикующая Национальный экологический рейтинг, обновила данные. По сравнению с 2018 годом, когда регион возглавил Сергей Цивилев, Кемеровская область опустилась на 21 пункт, теперь мы на 49-м месте из примерно 80 регионов.
— Но, судя по этому рейтингу, Кузбасс где-то в середине списка. Вроде бы, еще не катастрофа.
— Критерии у составителей рейтингов могут быть разными. Не знаю, учитывали они, что в Кемеровской области самая высокая плотность населения из всех сибирских регионов. По количеству твердых промышленных отходов Кузбасс занимает первое место в стране.
В 2005 — 2006 годах в области работала комплексная научная группа, которая пришла к выводу, что экономическая емкость региона исчерпана. Предыдущий губернатор Аман Тулеев обещал, что объемы угледобычи в Кузбассе не превысят 200 миллионов тонн в год. На сегодняшний день у нас добывается 260 миллионов. Доктор технических наук Николай Алексеевич Калиногорский провел исследования и доказал, что объемы угледобычи напрямую коррелируются с медико-демографическими показателями, в том числе, и с ростом онкологии, им же разработан законопроект, системно решающий задачи защиты здоровья населения и сохранения благоприятной окружающей среды. Но область ответила, что у них с законами все в порядке и в законодательных инициативах они не нуждаются.
— Вы сказали, что протесты под Черемзой могут возобновиться. Есть опасения, что губернатор Цивилев переменит свое решение относительно углепогрузочной станции?
— На счету нашего губернатора столько невыполненных обещаний, что ему трудно верить. В 2018-м он обещал, что бородинская углепогрузка будет перенесена в течение года. Этого не произошло, он пообещал второй раз, и прошел еще год, но опять ничего не изменилось. В этом году проживающие рядом с этой углепогрузочной станцией пригласили губернатора на Тетензу, чтобы зафиксировать нарушения разобраться с обещаниями. Губернатор вместо себя пригнал полицию, и пять жителей получили штрафы по 25 тысяч рублей. В основном пенсионеры, для которых эта сумма очень существенна. Суды по их делам проходили в Мысках и, как и мой суд, тоже ночью. На сегодняшний день дела отправлены на пересмотр, штрафы пока отменены, но не исключено, что этих людей все-таки оштрафуют.
— Ночные суды — это что-то из практики 30-х годов, это вообще законно?
— Слова «законно» и «Мысковский суд» для меня антонимы.
— До Черемзы самый резонансный кузбасский протест был в Киселевске — история «киселевских канадцев», которые, отчаявшись быть услышанными российскими властями, попросили экологического убежища у премьер-министра Канады. Кажется, там протест тихо сошел на нет, не достигнув результата.
— Ничего не заканчивается просто так. Да, таких протестов, которые были изначально, когда в киселевской Парниковке собирались жители нескольких улиц, уже нет. Но в результате этого протестного движения собрано море документального материала, изобличающего во лжи мэра Киселевска и губернатора Кузбасса, который публично, под видеокамеру, признавал, что на парниковке подземный пожар, и что будут переселены жители 70 домов. Но уже через неделю говорил, что это горит свалка, а не уголь под землей. Сейчас «киселевским канадцам» уже ничего не обещают. Губернатор просто отмалчивается.
— Еще одна точка на карте кузбасских экопротестов — Апанас Новокузнецкого района.
— В течение шести лет апанасовцы и жители деревень, расположенных в районе Апанаса, не дали работать шести разрезам, нарушавшим природоохранное законодательство. Часть этих разрезов закрыта, у них отозвана лицензия, часть бездействует. Но угольщики продолжают туда лезть, хотят отобрать дорогу. Протест в Апанасе — самый продуктивный. Сельские жители консолидированы. Они ближе к земле, и в полной мере осознают тот ужас, который несет угледобыча.
— Мыски — это еще и территория, где проживают шорцы. Вы, не будучи шорцем, состояли в организации «Возрождения Казаса и шорского народа», которую возглавлял один из участников протеста Владислав Таннагашев.
— И продолжаю состоять. Я вошел туда в 2014 году. Дело в том, что в 2013-м я приехал в Казас снимать красивые пейзажи. И именно в этой командировке увидел и понял, как власти и угольщики относятся к шорскому народу. Жителей изгнали, создав невыносимые условия, деревню сожгли. Точнее, те пять домов, которые хозяева отказались продавать разрезу. Произошло это зимой 2013 — 2014 годов. Разрезы подошли слишком близко, и Казас стал попадать в санитарную зону. Чтобы не нарушать закон, и прекратить поток жалоб от жителей на невыносимые условия, поселок решили уничтожить. Эксперты установили, что это поджоги. Возбудили пять уголовных дел, но ни одно не раскрыто.
Территория, где находился Казас, со всех сторон окружена разрезами. Туда можно проехать только по одной дороге и только через КПП, где куча видеокамер. Но никаких следов поджигателей найти так и не смогли. Потому что и не искали.
Принятая ООН «Декларация прав коренных малочисленных народов» и законодательство России предусматривает существование территорий традиционного природопользования. На юге Кузбасса прообразом такой территории был Чувашинский национальный сельсовет, площадью 168 тыс. гектаров. В 2005 — 2007 годах он был ликвидирован, и его земли отошли Новокузнецкому району. Все было сделано в тайне от шорцев. Они только в 2011 году узнали, что больше не хозяева на своей земле, когда на землях бывшего сельсовета стали строить разрез «Кийзасский», а ООО «УК Южная» уничтожила Казас.
Сегодня шорцев, которые ведут традиционный образ жизни, остались единицы. Они ездят охотиться на территорию Хакасии, где созданы территории традиционного природопользования. В Кузбассе таких территорий нет ни одного квадратного сантиметра…
Супруги Яна и Владислав Таннагашевы активно выступали против уничтожения предприятиями шорской тайги. Во многом их заслуга, что китайские инвесторы отказались от развития здесь марганцевого проекта. Боролись Таннагашевы и с разрезом «Кийзасский», который уничтожал последние, находящиеся в пешей доступности, места традиционных промыслов в шорской тайге. Полиция и представители разреза начали травлю этой семьи. Выбрали самый гадкий метод, которым в 90-е пользовались криминальные структуры: человек видит преследователей, куда бы он ни пошел. Преследователи ничего не говорят, но все время обнаруживают свое присутствие. Такие многомесячные слежки очень давят на психику. Яна и Владислав держались, пока не начались угрозы в адрес их детей. Им пришлось эмигрировать.
— В Кузбассе есть другие организации, защищающие права шорцев?
— Есть мысковская и областная организации, позиционирующие себя как шорские, но они существуют номинально, и только для того, чтобы говорить: «Разрезы — это хорошо!». Заключают с разрезами договоры на финансирование, а деньги тратят непонятно на что — на проведение праздников. В общем, создание фантиков, радужного занавеса… И все-таки есть одна организация — «Областной совет старейшин шорского народа», которая делает многое для отстаивания прав шорцев, но со стороны областной администрации понимания не находит, что и не удивительно. Губернатор открыто демонстрирует свою преданность угольным идеалам. Зачем ему шорцы?
— Черемза является территорией исконного проживания шорцев?
— Официально нет. Но само название шорское: «черем» — земля, «за» — река. На картах Ремизова в долине реки Черемза обозначено три шорских поселка. В долине Черемзы я обнаружил археологический памятник бронзового века — место ритуального сожжения покойных. Археологи обнаружили там оружие и украшения. Памятнику присвоено название «Черемза-1».
— У защитников Черемзы есть программа-максимум?
— Не допустить деятельность «Кузнецкого Южного». Прекратить создание новых предприятий, добывающих уголь открытым способом. Добиться от руководства области создания программы диверсификации экономики Кузбасса.
Уголь становится непопулярным. В мире наметилась четкая тенденция отказа от угля, и, по прогнозам экспертов, она будет усиливаться. А у нас на экологический коллапс будет накладываться еще и экономический. Недропользователи в первую очередь начнут экономить на природоохранных мероприятиях.
Вопреки стратегии развития угольной отрасли, которую Мишустин подписал три месяца назад, правительство России признало, наконец, что все-таки будет не рост, а падение угледобычи. Мысковчане поняли это еще два года назад. Как в связи с этим рассматривать планы создания в Кузбассе новых угольных предприятий — совершенно непонятно. Владельцы угольных активов перешагнули черту. Сегодня их деятельность воспринимается не как развитие экономики и создание рабочих мест, а исключительно как ущемление прав жителей региона.
Андрей Новашов