Пять дней добиралась я до места старта — города Охи на севере Сахалина. 8 часов на самолете из Москвы. Ночь в поезде Южно-Сахалинск — Ноглики. Четыре часа автобусом из Ногликов в Оху. Все это время меня пугали погодой, мол, метель, мороз, до поселка Рыбное, где живет человек 20, в основном нивхи, — никто в такую погоду не поедет. Ехать нужно на снегоходе по замерзшему морю, огибая побережье. Этого момента — когда у берегов замерзнет море, все ждут с ноября. Другого варианта добраться в поселок нет. Рыбное хоть и значится в официальных списках Охинского района, считается расселенным и дорогу туда зимой никто не делает. Люди добираются сами, пробивая путь в торосах. Один снегоход у нас был, второй пришлось экстренно искать в Охе, когда я поняла, что в ближайшую неделю будет единственное погодное окно, и оно будет завтра!
Нивхи как правило очень стеснительные, и при виде «корреспондента» стараются сразу же ретироваться. Но одна присаживается на стульчик у входа. Екатерина Панова (в девичестве Тайгун), как мне ее охарактеризовали, единственная у них «выступает за права».

— Вот нынешний губернатор был в Охе, осмотрел там магазины, цены, я в газете читала. А почему у нас в Рыбном нельзя сделать социальный магазин?.. И еще я чего хочу сказать, почему у нас не было выборов в этом году в Рыбновском побережье? Обещали вертолет, вертолет три дня ждали. Потом машину ждали, не приехала, сказали дороги нету. Ну вот для рыбоохраны же вертолет находится, везде летают эти погранцы, а к нам на выборы никто не прилетел. А у нас сколько заездков летом и осенью. Рыбостаны, тут летом много рыбаков. То есть выбрали без нас. Нас за людей не посчитали, я так думаю. И еще… почему русским, они же здесь родились, нельзя рыбки поймать? Разрешение на рыбалку дают только КМНС. А мы только угощаем русских.
С Анжелой Мувчик, членом Совета уполномоченных представителей КМНС при администрации Ногликского района, мы встречаем в селе Венское на берегу Ныйского залива.
Это уже западное побережье Сахалина. Венское когда-то было большим национальным поселком. Сейчас здесь живет только семья Мувчик. Анжела — уйльта, ее муж Герман — нивх.


Единственный сохранившийся барак, в котором они сейчас и живут — был домом путейцев, раньше здесь проходила узкоколейная железная дорога. Дом достался им от мамы, здесь до сих пор прописаны два брата Мувчик. Эта прописка и официальный статус села — единственные гарантии того, чтобы их отсюда пока не «попросили». «Место очень красивое и на него много охотников», говорит Анжела.
— Мы, коренные народы Сахалина теряем свою самобытность. И таких мест традиционного проживания практически не осталось. Когда бабушка была жива, мы так маму мужа называем, она все нам говорила, не бросайте это место. Мы тогда жили в Ногликах, детей растили, я работник культуры, муж работал в национальном совхозе Восток, который построили именно для народов севера. Теперь мы постоянно живем в Венском. Живем без света и иных удобств. Потому что не нужны никому. Когда было что брать с народов севера, мы были нужны государству. Все, что могли, с нас выжали, сейчас наши народы на грани вымирания, но государство считает, что это нормально.

В гостевом домике, который протопили к нашему приезду и в котором летом живут дети и внуки, на стене висит календарь с нивхским алфавитом. Очень красивый, дорогая полиграфия, сделан на деньги газодобывающей компании Сахалин Энерджи. Но сейчас это больше украшение.
— Мы не говорим на своих языках, мы их потеряли. У нас бабушка с дедушкой были последними носителями языка. Нас, детьми, отправляли в интернаты, а там запрещали говорить на родном языке. Вот в ультинском языке, когда мы удивляемся есть слово «орой». У русских — «ой», а у нас «орой». И в интернате ты мог за это слово указкой по башке получить.
— Интернат, куда со стойбищ и маленьких поселков отправляли детей коренных малочисленных народов — это отдельная боль, — продолжает Анжела. — Я, шестилетний ребенок, не понимала, почему меня бросили. Была в ужасе, почему меня бросили мама и бабушка. И от этого не могу оправиться до сих пор. А мой муж в шесть лет даже убегал из интерната. Шел по железной дороге один, взяв с собой в дорогу в бутылек из-под витаминок воду и кусок хлеба. Маленьким его, конечно, вернули, он где-то под мостом сел отдыхать и его нашли. А когда стал взрослее, продолжал убегать и учителя за ним сюда на Веню приходили на лыжах. Трагедия это.
Анжела родом с реки Вал. Ее предки кочевали. Но когда их земли начали осваивать нефтяники и газовики, со стойбищ людей переселили в поселки. Так образовался огромный оленеводческий колхоз и поселок Вал. В нем кочевникам дали квартиры, но рядом был лес, речка, и многие по-прежнему ставили там палатки и жили в палатках. Потому что лес был их домом, а не квартира в поселке.
— Северные народы очень стеснительные и тихие, — говорит Анжела. —Если бы на острове Сахалин жили, например, дагестанцы, возможно, не был бы остров российским. Ну айны могли сопротивляться, жесткий был народ, но их истребили всех. Именно по этой причине. А наши — нивхи, уйльта они вообще боязливые. Вот представьте, мне уже шестой десяток, но я до сих пор боюсь общества. Хотя я могу выйти на трибуну и обвинить Россию в геноциде. Но в обществе я вся сжимаюсь от страха, что будет много людей. Это с детства, генетика такая. Я, когда ребенком была, все время чувствовала, что мы относимся к чему-то низшему, ну потому что с нами себя так ведут. Они высшая раса, а мы низшая.


Сейчас Анжела с мужем организовали родовую общину «Аборигены». Четыре года назад, наблюдая за тем, как исчезают с Сахалина последние северные олени, они решились завести собственное стадо. Начинали с 12 голов, сейчас их уже 22. На Сахалине только они и еще две семьи с Вала пытаются заниматься оленеводством. Были на острове тысячи оленей, осталось не больше двух сотен. Уже после моего возвращения стало известно, что на севере острова браконьеры забили 25 краснокнижных диких северных оленей.
— Я росла в оленьем стойбище. Но оленину не ем теперь, потому что у нас ее нет. Мы завели оленей, но именно ради их сохранения. И пока не нарастим стадо, ни одного оленя не убьем.
— Эх, вздыхает Анжела, нам бы свет провести. Сколько можно жить без света, как дикари…
Читать статью полностью на сайте Govoritnemoskva