Каждый может быть нанайцем.
До ноября мы находились в маленьком помещении, тут всего 60 квадратных метров, и именно здесь проходило всё, что касается культуры малочисленных народов в Хабаровском крае: собирается «Бури» — наш Театр аборигенов и метисов Приамурья, здесь же у нас проходили вечера нанайской культуры. Ещё собрания малых народностей и мастер-классы по лепке национальных пельменей, образовательные занятия для школьников… В принципе, это такое пространство, где идёт общественная жизнь всех малых народов Дальнего Востока, не только нанайцев.
Я считаю, что нанаец — это человек, который ощущает себя коренным жителем Дальнего Востока. То есть, образно, каждый дальневосточник может быть нанайцем, и если бы я был губернатором, то заставил бы всех учить нанайский язык. Потому что все живут на этой территории, а знание языка стало бы свидетельством того, что вы стали местным. Конечно, официально есть ульчи, орочи, эвены, негидальцы, но в конечном счёте мы все едины, а разделение на народности случилось лишь после революции. До этого было только два народа: гольды и гиляки.
Нанайцем я стал не сразу. Я родился в смешанной семье и сначала не задумывался об этом вообще: когда рождается ребёнок, он же не понимает, какой он национальности, и только потом постепенно формируется осознание: я, семья, круг, язык, культура, одежда… В моём случае это наступило лет в семь-десять — тогда я начал понимать, что чем-то отличаюсь от окружающих. И причиной было не моё отражение в зеркале, а именно отношение ко мне других людей.
Для нанайской бабушки я был «лоча» (то есть русский), а для русских наоборот: они почему-то всё время мне говорили, что я нанаец. И вот это раздвоение — оно как раз и породило моё мировоззрение, что мы, метисы, — это особое сообщество, ещё одна национальность. Я стал интересоваться культурой метисов в мире. И отсюда появился наш Театр метисов — сначала мы делали его для взрослых, но теперь объявили детский набор. А потом я узнал, что есть даже Декларация ООН о малочисленных коренных народах, в которой говорится о праве метисов на самоопределение. Важно понимать, кто мы, как мы формировались как народ, потому что как такового чистого нанайского народа в природе нет. Если мы принимаем это, то возникает вопрос, как относиться к тем, кто наполовину нанаец сейчас или не нанаец. Можно ли вообще сформировать новую общность, дальневосточную, чтобы как-то в неё влиться, чтобы не оставаться маленьким закрытым нанайским народом в рамках «Википедии».
Я считаю, именно среда обитания определяет, к какой национальности ты относишься. И когда мне пришло время получать советский паспорт, я пошёл и записался как нанаец. А сестра моя записалась русской. Вот так в одной семье мы и разошлись. Хорошо быть нанайцем в нанайском селе и ходить в нанайскую школу, но мало у кого это получается. А когда ты один такой на всю школу — каждый считает своим долгом тебя в это ткнуть. Было даже такое оскорбление: «Ты что, нанаец?»
Может показаться, что это русские педалируют историю «свой-чужой», а нанайцы мирные — это далеко не так. Это изначально те же маньчжуры — завоеватели, которые захватили Китай. И чтобы вы понимали, что происходит в нанайской душе, на нанайском языке слово «китаец» — «няка», переводится как «раб». Второе значение — это «китаец». Но исторически для нанайца любой китаец — это раб. Даже сегодня мы говорим «няка» в пренебрежительном смысле — это до сих пор сохранилось в языке. А русский — «лоча», то, что висит. Вот картина или икона — «лоча», висит. Второе значение — «вешатель». То есть люди, которые пришли на эту землю и вешали, а не «бородатый мужик», как нам пытаются объяснить. «Благородное завоевание» — это представление современного человека об идеальном мире.
Когда русские пришли на Дальний Восток, коренные народы оказались перед жёстким выбором: либо им оставаться с китайским миром, либо принимать русский. И люди выбрали остаться на своих исторических землях. Поэтому сегодня нанайский народ трансграничен. В Китае нанайцы живут в четырёх провинциях, их называют «ходже», и их около 5000 человек. Китайские власти их признают официально и подтверждают, что это их историческая территория. Несколько лет назад к нам приезжал антрополог Эд Пулфорд — он изучал нанайцев России и Китая, в том числе их лояльность своим правительствам: насколько разделение одного народа повлекло изменение национального мировоззрения.
И оказалось, что этнические нанайцы в двух разных странах ассоциируют себя с этими странами больше, чем со своим народом. То есть если гипотетически случится военный конфликт, то нанайцы Китая и России будут воевать друг против друга — так уж получилось исторически. Это же исследование подтвердило, что в Китае меньше возможностей у общественных лидеров коренных народов и им сложно выйти за рамки официальных правил.
Нанайцы и «сказочные русские».
Нанайцы — «люди земли», поэтому когда переезжают в большой город — они теряются. Город — это такая среда, где коренному жителю всегда надо бороться за свои права, потому что он постоянно сталкивается с другими национальностями. По официальным данным, в Хабаровске проживает 148 национальностей: это русские, украинцы, китайцы… Про нанайцев принято думать, что их очень много, но на самом деле их на Дальнем Востоке сейчас даже меньше узбеков.
В городе жить сложнее, чем в деревне, потому что постоянно нужно встраиваться в большой поток конкуренции. Да, можно сказать, что те же узбеки тоже встраиваются и достигают больших успехов — но у них есть историческая родина. Здесь — их вахта, они работают несколько месяцев, но могут уехать домой, где другие условия жизни и родная среда. А у нанайца нет «Нанайстана», он просто живёт на этой территории и бежать ему некуда. Когда сюда приезжают люди других культур, они активно начинают «завоёвывать территорию», а местное население всегда более расслабленное, оно живёт в своём ритме. Даже русские исследователи, когда знакомились с приамурскими народами, писали, что те не строят домов, а живут в лёгких юртах, хотя леса вокруг немерено. Вывод: они ленивые. При этом русские не учитывали, что нанайцу, чтобы спилить дерево, надо помолиться всем богам, и вообще он часть этой природы и у него иное восприятие мира: зачем мне строить постоянный дом, если завтра я умру, а мой сын захочет перейти в другое место, где рыбы больше? Это мироощущение было всегда, и сейчас оно очень сказывается на людях.
А теперь на месте наших стойбищ города, и нанаец не может никуда уехать — это и есть его территория, в которой он не успевает сориентироваться, так как не приспособлен к такой жизни. И я сейчас не критикую нанайцев, я критикую систему, в которой они живут. И я уверен, что именно сейчас время перестраиваться: если ты нанаец, то будь предприимчив как нанаец в Китае — работай! Если ты хочешь мира с соседями — находи общий язык, показывай свою культуру.
Почему тогда я такой активный? Это скорее дань уважения тем, кто жил до нас. А ещё я наполовину всё же русский. Ведь русские, которые осваивали Дальний Восток, были очень активными: они многого лишились, приехав сюда. Это не просто так — сорваться из Воронежской губернии и основать село Воронеж в тайге. Русские селились рядом с местными и учились у них, например, ловить рыбу, правда, не всегда правильно всё понимали. Или как нанайские традиции в русском быту сейчас. Например, когда русские идут на рыбалку, они как могут прикармливают Амур — и это тоже часть нашей общей культуры. Русские рыбаки даже больше, чем нанайцы, это делают, но называют часто неправильно, говорят: «Идём Поню кормить». А Поню — это бог огня, Тэму — бог реки. И кормят не того и хотят рыбу.
Когда живёшь в этой среде, ты интуитивно понимаешь и духовную, и культурную составляющую нанайской традиции. А когда сидишь с русскими, они это всё воспринимают, как дети — наивно. Они считают, что это какое-то сакральное знание, что-то необычное. Ведь русский человек — он сказочный. «Загадочная русская душа» — это творческая личность, и русские всегда были такими. Никогда бы русский человек до Дальнего Востока не дошёл, если бы он к чему-то не стремился. Что-то же манило, тащило куда-то — и это часть генофонда.
«Бренд лосося» против «бренда нанайца».
Нанаец сейчас может выловить 50 килограммов рыбы на душу в год, а если многодетная семья — то 100 килограммов. Это самая громкая льгота, но у нас в Хабаровске она не работает. То есть происходит так: вам дали бумажку и сказали «иди лови». А где ловить, как ловить — непонятно. В сёлах и деревнях льгота вообще бессмысленна — люди и так берут, а в городе нет технической возможности. Или есть городские нанайцы, которые просто не могут позволить себе рыбачить: у них нет лодки, сетей, они престарелые или вообще есть работа и нет времени — тогда им нужно выдавать финансовую компенсацию тех 50 килограммов невыловленной рыбы: тогда эта льгота будет действительно работать и как-то влиять на народ.
Ещё нанайцам положен лес на строительство дома. Но это тоже сложная история, потому что дают лес где-нибудь далеко и предполагают, что человек сам расчистит тайгу, спилит лес, очистит, подготовит, перевезёт все эти кубометры и только потом построит дом. Это нереально.
При этом сейчас все в мире говорят об экологии. Но надо понимать, к чему ведёт то или иное экологическое движение. Вот, например, акции «Свободу лососю», которые начались во Владивостоке и теперь проходят по всему Дальнему Востоку. Их проводит Фонд защиты дикой природы: ходят дети с транспарантами, организуют акции. Их задача — запретить вообще вылов лосося на территории Дальнего Востока на пять-десять лет, чтобы он размножился. И это прекрасно, но малые народности к тому времени умрут с голоду окончательно. Мы убьём рыбопромышленный бизнес, разорятся национальные общины — но лосося будет много. Вот это называется «информационная поддержка»: все считают, что запрет на вылов — это только благо. Я понимаю, что у медиа другие законы — бренд тигра или бренд лосося сейчас в мире гораздо более известны, чем бренд нанайца или удэгейца, например. Но именно поэтому мы стараемся говорить о себе громче, создаём свои медиа. Правда, их читают пока только те же малые народности.
Дело в том, что, если разобраться, малые народности сегодня — главные носители экологического сознания в мире. Потому что природа — это неотъемлемая часть нашей культуры. Нам не нужна девочка, выступающая в ООН, чтобы понимать природу, помнить о ней и организовывать свою жизнь с оглядкой на окружающий мир, — мы изначально так живём, так жили наши предки и будут жить наши потомки. Это основа нашего мироощущения. Весь год у нанайцев расписан по природным явлениям: сентябрь — месяц, когда идёт кета, ноябрь — месяц снежного наста. Русской цивилизации на Дальнем Востоке всего 150 лет — это совсем не срок в сравнении с многовековой историей малых народов. Наше мироощущение сформировалось задолго до прихода новых правил. Отними у нас природу — и что останется? Потерянные нанайцы в городах. Но если вдруг какой-то глобальный катаклизм — выживет лишь та часть населения, которая близка к экологическому пониманию, которая знает, чем опасна или полезна тайга, как комфортно сосуществовать с природой на одной территории, не завоевывая её, но и не претерпевая неудобств.
В Европе к этому давно пришли: в Германии почему-то в школах преподают индейскую культуру, хотя индейцев там никогда не было. И я там разрабатывал программу «Следопыты» — это патриотическое воспитание детей, основанное на экологическом сознании коренных малочисленных народов. В Германии огромный интерес к экологии, неслучайно на выборах там побеждает партия «зелёных» и такие активные выступление сторонников Греты Тунберг идут по всему миру. А культура малых народов — это то самое экологическое сознание, о котором сегодня все говорят. И я стараюсь сделать так, чтобы Россия осознала потенциал, который у неё есть в этом вопросе.
Моя задача — делать друзей из журналистов, которые пишут про малые народности, китайских нанайцев, администрации Хабаровского края, представителей бизнеса… Да, я ощущаю себя человеком, который может говорить своему народу, куда двигаться, и для меня это очень важно: я разговариваю с людьми и стараюсь вникать в их представление, опираясь и на современное мировоззрение, и на наш старый опыт. Конечно, воспитание своего народа — это задача государства, и с этим надо работать массово. Забывание народом своей культуры — это не уникальная проблема, она есть и у русских, и у других малых и больших народностей. Потому что пока людей цепляет только шоу: шаманы, которые на камеры пляшут с бубнами или идут через всю Россию в Москву, или девочка, которая выступает в ООН.
Подробно на сайте Дальний Восток: https://dv.land/people/dusha-nanaiskogo-naroda-chact-ii?fbclid=IwAR1JGk2SUOrtjR_VRMOV60eUE4JX9iP4b5VtoRloaBHboxBuKwhDJte0Z6s